[Два вечера]

А я сходила на ау-фест. Ну, как сходила - написала фанфик, и его выложили. Честно пыталась читать и смотреть побольше, и голосовать. Много не успела, продолжу потихоньку.
Это первый слэш по 2PM, который я написала. Первый РПС-слэш. Задуматься - так какой ужас. Но в целом - рейтинг у меня все равно не получился. Так что главное падение еще впереди.
Ламповый кейпоп-фандом додал мне отзывов. Мне кажется, что столько хороших слов под своим фанфиком я видела кучу лет назад, и я так привыкла, что у меня пара-тройка читателей, что как-то - нежданчик и счастье. Каждый комментарий сложила в копилку и перечитываю периодически.

Название: Седьмой
Автор: я
Бета: Reu_Tei
Пейринг, персонажи: Чансон/Чуно, Минджун (Джунсу), Никкун, Тэкён, Уён (2PM), Джей Пак
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, романс
Размер: ~5000 слов
Краткое содержание: «Их всегда было шестеро. Минджун, Никкун, Тэкён, Уён, Чуно, Чансон. «И всё?» – подумал Чансон. Он хотел произнести, что да, конечно же, это всё. И что некоторым хорошо бы высыпаться. Но почему-то слова на язык не приходили, он сидел в темноте напротив Чуно, и сам вопрос – кто же седьмой? – не казался уже таким нелепым. Наоборот, возникло ощущение, что он точно так же, вместе с Чуно, судорожно пытается вспомнить. Но память подводила.»
Ссылка на фикбук

Когда Чансон закончил играть и убрал джойстик на полку, Чуно сонно пробормотал:

– Будешь уходить, закрой квартиру на ключ.

– Ага, – кивнул Чансон, оглянулся назад, потоптался немного у края кровати и вышел из спальни.

Игра получилась отличной, но короткой. График Чуно наконец-то свалил его с ног и хорошо, что это случилось дома в кровати, а не в машине, выбираясь из которой, он мог и проснуться, а потом на горе менеджеру целую ночь развлекать себя играми, соцсетями, аниме или котами. В самых тяжелых случаях, когда справиться с его активной бессонницей не получалось ну никак, менеджер звал Чансона.

Сегодня никто его не звал, у них с Чуно просто совпал свободный вечер, и они решили расслабиться за игрой. Чуно, почти сутки не покидавший съёмочную площадку, незаметно с пола перебрался на кровать, потом укрылся одеялом, какое-то время ещё с подушек наблюдал за игрой Чансона, насмешничая или же восхищаясь, а потом затих и задремал.

Никто не просил Чансона укладывать Чуно спать, но раз у него это получилось, то Чансон подумал, что надо бы себя чем-нибудь наградить. Например, вкусненьким из холодильника. А может, у Чуно есть бананы?..

Он неслышно прошёл на кухню, не зажигая свет, открыл холодильник, присел перед ним на корточки и начал рассматривать всё подряд.

Конечно же, у Чуно ничего толком не водилось. Ряд бутылок с водой, несколько пластиковых контейнеров, в которые Чансон не рискнул заглядывать, сияющие белизной полки. Ни следа бананов.

– Хоть бы пицца какая-то, – пробурчал Чансон и на всякий случай заглянул в морозильную камеру.

Пицца тут же нашлась. Сколько она лежала у Чуно, Чансон не стал думать. Что об этом думать, когда можно просто приготовить и попробовать. Микроволновка, как самое часто эксплуатируемое кухонное оборудование, работала у Чуно на отлично. Чансон засунул в неё пиццу, выставил программу и уселся ждать. Микроволновка гудела и освещала кухню, а Чансон смотрел, как крутится на подставке пицца, и предвкушал, как её съест.

Когда до окончания готовки оставалось пару минут и Чансон подумывал не дожидаться, а уже выключить и начать есть, у него тренькнул лежащий на столе телефон. Высветился экран, Чансон бросил на него короткий взгляд, прочитал уведомление и вмиг расстроился. Пиццу хотелось бы съесть самому, но в соседней комнате, похоже, очень не вовремя проснулся Чуно и прямо сейчас обновлял свой инстаграм.

Чансон проверил на всякий случай – но нет, это точно был Чуно. Запостил он фотографию недельной давности, когда график ещё легко переносился и не надо было накладывать на лицо тонну грима, чтобы выглядеть свежим и отдохнувшим.

Микроволновка звонко закончила печь пиццу, и Чансон чуть было не поддался желанию тихо сожрать её в одиночестве. Потом вздохнул и пошёл назад в спальню. Из-за тишины в квартире ему не хотелось шуметь, поэтому вошёл он неслышно, и Чуно не сразу его заметил.

Он уже не лежал, а сидел, облокотившись на подушку, подтянув под себя ноги и едва укрывшись краем одеяла. Наклонившись к телефону, он быстро что-то набирал, а экран призрачным светом освещал его лицо. Может, поэтому Чансону показалось, что Чуно не здоров.

– Ну, и чего тебе не спится? – спросил он негромко.

Чуно вздрогнул и выронил телефон, но тут же опомнился, узнав Чансона, и стремительно запустил в него подушкой.

– Ты!

Чансон увернулся, подобрал шлёпнувшуюся на пол подушку и подошёл к Чуно. Сел рядом с ним на кровать, сказал:

– Я. Пиццу будешь?

– Мою пиццу? – уточнил Чуно.

Чансон почесал кончик носа.

– Ну, как бы… – начал он и подумал, что раз Чуно проснулся, то задание не выполнено, и награда вообще-то не причитается. Хотя с другой стороны – он-то в этом не виноват. – Твою пиццу, которую я заслужил, – сказал Чансон. – Чего ты проснулся-то?

Чуно подобрал телефон, свет от экрана-фонарика сделал полукруг и снова остановился у него на лице. Чансон четко видел, как Чуно облизнул губы кончиком языка, а потом нервно сглотнул.

– Слушай, – сказал Чуно, и голос его прозвучал не очень твёрдо. – Я что-то никак не могу сообразить. Я считаю, но кого-то всё время забываю.

– В смысле? – не понял Чансон.

– Я нас считаю, – повторил Чуно напряженно, – Минджун – раз, Никкун – два, Тэкён – три, Уён – четыре, я – пять, ты – шесть. Я во сне начал считать, и кажется, поэтому проснулся.

– И что такого? – недоумевая, спросил Чансон.

Свет на лице Чуно дернулся, Чансон опустил взгляд на его руки и увидел, что они мелко трясутся, вместе с телефоном, вместе со светом. Чансон испугался и накрыл их ладонью, потянул вниз, опуская на одеяло. Стало темно, Чуно вздохнул прерывисто и спросил:

– Кого я забыл?

– Да никого, – ответил Чансон.

– Как же никого? Кто седьмой? Я никак не могу вспомнить…

Вопрос был такой странный, что у Чансона в груди сердце, кажется, пропустило удар.

– Какой седьмой? – спросил он внезапным шёпотом. – Нас же шестеро. Никогда не было никакого седьмого.

– Минджун, – сказал Чуно, – Никкун, Тэкён, Уён, ты, я. И всё?

«И всё?» – подумал Чансон. Он хотел произнести, что да, конечно же, это всё. И что «Чуно, выспаться бы тебе». Но почему-то слова на язык не приходили, он сидел в темноте, зажимая свет от телефона Чуно ладонью, и сам вопрос – кто же седьмой? – не казался уже таким нелепым. Наоборот, возникло ощущение, что он точно так же, вместе с Чуно, судорожно пытается вспомнить.

Но в мыслях не было ясности.

Дыхание Чуно казалось очень близким, и Чансон вдруг подумал о том, что его сбивает с толку не столько вопрос, сколько эта близость. Его глаза привыкли к темноте, и он видел, что Чуно пристально смотрит на него, чувствовал тепло его только что проснувшегося тела и нестерпимо хотел приблизиться ещё больше.

Молчание между ними из вопросительного превращалось в тревожное. Чуно громко сглотнул, как будто почувствовал это, и Чансон, испугавшись, отпрянул, отпустил его руку и пробормотал:

– Нас всегда шестеро, Чуно. Ты просто не успел проснуться.

Чуно перевернул телефон, чтобы не светил, помолчал немного и тихо отозвался:

– Да. Наверное, ты прав.

Он сполз вниз под одеяло, повернулся на бок, закрыл глаза и пробормотал:

– Будешь уходить – закрой квартиру на ключ.

– Хорошо, – сказал Чансон.

– Пока не уходи.

– Хорошо.

– Пиццу не оставляй.

– Хорошо.

И совсем тихо:

– Зачем ты со мной?

Чансон сделал вид, что не услышал.

***

Пицца так и осталась в микроволновке, Чансон про неё забыл. И уходить он тоже не стал. Лёг на пол, возле кровати Чуно и какое-то время ещё слушал его дыхание. Потом уснул.

Ночью он несколько раз открывал глаза и пытался зацепить хоть одно ускользающее сновидение. Но сны рассеивались в темноте, и Чансон чуть не стонал от бессилия – он помнил только то, что там происходило что-то очень важное, что-то личное и давным-давно забытое. Во сне Чансону было легко, а проснувшись, он не мог избавиться от тоскливого ощущения потери. Он лежал, глядя в потолок, слушал тихое дыхание Чуно и засыпал снова.

Чуно проснулся первым и, выбираясь из кровати, споткнулся о Чансона. Свалился сверху, бормоча невнятные ругательства, Чансон выпихнул его поближе к выходу, перевернулся на другой бок и готов был снова заснуть.

– Эй, – попинал его ногой Чуно. – Иди завтрак сделай.

Чансон отмахнулся.

– Ну раз ты все равно здесь, – попинал Чуно снова.

Чансон отодвинулся, чуть не закатываясь под кровать.

– Раз, – сказал Чуно.

Чансон, не открывая глаз, вытянул вверх руку и пощупал постель в поисках подушки.

– Два, – сказал Чуно, шагнул вперед, и Чансон сквозь дрему понял, что маневр не удался, и как раз наоборот – подушкой вооружился противник.

Поэтому, когда Чуно только замахнулся на «три», Чансон покатился в другую от него сторону. Подушка глухо ударила по тому месту, где он только что был, а столик, в который врезался Чансон, жалобно зазвенел стоящими на нём финтифлюшками. Что-то навернулось сверху, упало на Чансона.

– Моя награда! – воскликнул Чуно.

Чансон сел, выставил перед собой руки, постарался разлепить глаза и быстро сказал:

– Я сделаю завтрак. У тебя пицца в микроволновке, будешь?

– И кофе, – потребовал Чуно. – И надо посмотреть в холодильнике, вдруг там что-то съедобное лежит.

Чансон, поднимаясь, спросил:

– Когда ты в свой холодильник заглядывал в последний раз?

– Сегодня загляну, – ответил Чуно и пошёл умываться первым.

Чансон делал завтрак и пытался вспомнить, зачем остался ночевать у Чуно. Вроде бы они поиграли вместе, и вроде бы недолго. И вроде бы Чуно даже заснул быстро. И было не так чтобы поздно. И даже пиццу он успел дождаться. Почему же вернулся и лёг спать с ним рядом?

Стоило задуматься об этом, и начинала ныть голова, а мысли скакали, как будто Чансон не высыпался уже месяц.

Чуно зашёл на кухню, глядя не под ноги, а в телефон.

– Странно, – сказал он. – Я ночью обновил инстаграм. Совсем не помню. Ты не заразил меня своим лунатизмом, Чансон-а?

Чансон, подумав, придвинул к себе большую половину пиццы. А потом еще и тосты. Спросил:

– Ты же на диете, Чуно-я?

Чуно фыркнул и пошёл делать им обоим кофе.

Чансон сел за стол и смотрел, как Чуно расставлял чашки – большими своими руками брал хрупкие нежные чашки и наливал в них воду тонкой струйкой. И всё так плавно, словно танец танцевал. А когда он сел за стол напротив, Чансон сам не понял, как потянулся и накрыл ладонью его руку.

Чуно вскинул голову и вопросительно посмотрел на него.

Не хватает темноты, вспомнил Чансон.

Не давая ускользнуть, он поймал призрачное воспоминание – сегодня ночью Чуно сидел на кровати и что-то спрашивал, и руки у него дрожали.

Сейчас рука не дрожала, Чуно ничего не спрашивал и не боялся. Он повернул ладонь и переплел свои пальцы с пальцами Чансона, сжал несильно – как будто негромко что-то сказал, Чансону даже показалось, что он его понял, – и отпустил.

«Это то, что мне снилось?» – подумал Чансон, вспоминая, как мучительно просыпался всю ночь.

Он заметил на столе завтрак и чашечку с кофе и понял, что воспоминание ускользает снова. Стоит только подумать о чём-то другом – и он тут же начинает забывать.

– Ты сказал, что постил что-то ночью? – спросил у Чуно.

– Угу, – промычал Чуно, откусывая пиццу.

Чансон сосредоточился, и сон снова всплыл перед глазами. Ночью Чуно держал в руках телефон. Его руки были теплыми, дыхание прерывистым, и Чансон больше всего на свете хотел его обнять.

***

Желание обнять чаще всего приходило во сне. Чансон просыпался ночами, прекрасно понимая, что находится дома, что не ходит во сне, что он спал крепко, но что-то ему снилось – очень насыщенное и живое, от чего билось сердце под самым горлом, и от тоски хотелось плакать.

Во сне обязательно был Чуно. Во всех снах был Чуно, а сны каждый раз были разными. Иногда Чансон просыпался от страха, иногда от безысходности, но чаще всего от беспредельной нежности. Иногда он даже что-то помнил.

Например, как они сидели, взявшись за руки…

…Они сидели, взявшись за руки, крепко вцепившись друг в друга. Вокруг них скакала шаманка и пронзительно то ли пела, то ли кричала. Чансон вздрагивал, когда она оказывалась за его спиной, и ещё сильнее стискивал руку Чуно, потому что Чуно тоже вздрагивал, потому что ему тоже было страшно.

Всем им было страшно. Тэкён иногда пожимал руку Чансона, делясь своим спокойствием, и Чансон очень хотел верить, что они действительно всё делают правильно, что решение хёнов верное, но видел, что и Тэкён просто кажется спокойным. Никкун сидел как раз напротив Чансона, вцепившись с одной стороны в Джунсу, а с другой – в Уёна. Он почти ничего не понимал и постоянно дёргался, боясь где-то ошибиться и всех подвести.

Чансон думал, что сидя здесь, на полу, в центре шаманского круга, – больше они ошибиться не могли.

Чуно был против с самого начала, но послушался хёнов. Он сидел, низко опустив голову, и Чансону было его жаль, да всех жаль – визг шаманки невыносимо бил в уши, – но Чуно особенно, потому что казалось, что даже сейчас, под творимое колдовство, Чуно шептал себе под нос ругательства. Он не то чтобы не верил, он просто не хотел того, чего хотели хёны.

– Но нас же семеро? – спрашивал он упрямо, каждый день с утра до вечера. Спрашивал у Джунсу, у Никкуна, у Тэкёна, спрашивал у Джея. – Нас не может быть не семеро.

Чансон думал, что они соберутся все вместе и однажды его поколотят. Вместо этого они Чуно уговорили – просто прийти к шаманке и сотворить над собой колдовство.

Чуно упрямился, даже сидя в круге, даже вздрагивая от страха. Он сжимал руку Чансона крепко-крепко, и Чансон думал, что вдвоём не так страшно. А на семерых страха ещё меньше. Каково было бы, будь они по одному. От одной мысли, что Чуно мог остаться с колдовством наедине, становилось неприятно.

Всё закончится, думал Чансон, мы вернёмся в общежитие, и я не просто за руку тебя возьму, Чуно, я обниму тебя как можно крепче. Всё должно закончиться хорошо, так обещали хёны.

Шаманка вдруг замолчала, застыла за спиной Никкуна, закатила глаза так, что сверкнули белки. Она раскачивалась из стороны в сторону, а потом резко прыгнула к ним в круг.

Чуно чуть не опрокинулся на спину, Чансон рванулся было за ним, но Тэкён сжал ему руку со всей силы, и Чансон остановился, просто точно так же сильно потянул Чуно назад. Они восстановили цепочку, выпрямились.

Шаманка запела, низко и красиво. Она пела долго, и в какой-то момент Чансон осознал, что вместе с остальными волной качается из стороны в сторону. Как будто их вело, как будто сами себе они больше не принадлежали.

Он не запомнил, как закончилась песня. Просто стало пусто. Чансон смотрел вниз, на сложенные на коленях руки, они ничего не держали, никого не сжимали, большие бесполезные руки. И рядом с ним точно так же растерянно сидели Тэкён и Чуно. И напротив – Никкун, Уён, Джунсу.

– Сегодня у меня нет приёма, я занята, – ворчливо сказала шаманка кому-то.

Чансон поднял голову и посмотрел в её сторону. Шаманка стояла у дверей и кого-то выгоняла.

– Я должен был сюда прийти сегодня, – говорил какой-то парнишка, может, на несколько лет старше Чансона. – Я помню, помню, – повторял он, но с каждым словом всё неувереннее.

– Не знаю! – зло откликнулась шаманка. – Пошёл прочь, я тебя не звала!

Они вшестером сидели на полу, каждый сам по себе, и смотрели, как шаманка выгоняет ещё смутно знакомого, но уже совсем чужого седьмого. И когда он ушёл, начали вставать.

– Не получилось у меня ничего, – заявила им шаманка. – Убирайтесь и больше не приходите.

– А что должно было получиться? – спросил уже в машине Джунсу.

– Что это вообще было? – спросил Тэкён.

Чуно сидел у окна на заднем сиденье и жался, как будто ему было холодно, и молчал, рассеянно глядя на дорогу.

Чансон ссутулился и положил на колени свои пустые неуклюжие руки.

***

С этим ощущением – пустоты – он однажды проснулся и, как ни старался, заснуть не смог.

Он уже отчаялся вспомнить свои сны. Поэтому просто поднялся и подумал, что можно скоротать ночь за чтением. Он взял книгу, устроился на кровати, включил свет, посмотрел на дверь в спальню и внезапно вспомнил, как то ли во сне, то ли когда-то очень давно – дверь в том доме, где они жили, приоткрывалась и заглядывал Чуно, окидывал быстро взглядом всю комнату, а потом, убедившись, что никого, кроме Чансона, там нет, посылал ему дурашливый воздушный поцелуй.

А когда это делал я, растерявшись, вспомнил Чансон, Чуно сердился. Улыбался вначале, мгновенно краснел и от этого сердился. А если рядом никого не было, он бежал обниматься, чтобы на его, Чансона, плече спрятать смущение.

Воспоминание тут же начало ускользать, Чансон смял страницу, напряжённо стараясь запомнить – Чуно, воздушный поцелуй, ощущение его тёплых рук на шее, – и понял, что хочет этого больше всего на свете. Хочет объятий, которые дарил ему Чуно наедине, а не под прицелом камеры, не на показ.

Чансон торопливо сорвался за одеждой. Схватил какие-то джинсы, майку, куртку и побежал прямо в домашних шлёпках, на ходу вызывая такси.

Он оказался под дверью у Чуно меньше, чем за пятнадцать минут. Он постучал – и только тогда подумал – а вдруг Чуно нет дома. Какой у него график? Есть ли ночные съёмки?

Чуно открыл ему, сонно зевая, удивился:

– Чансон? Что-то случилось? Ты зачем приехал?

Он был обычный совсем Чуно. А Чансон забыл, зачем он к нему примчался.

Чувство, что снова лишаешься чего-то очень важного, стало таким привычным, что Чансон смог его узнать. Что бы я ни забыл, подумал Чансон, я не могу отпустить это просто так.

– Можно, я переночую у тебя? – спросил Чансон.

Чуно пожал плечами:

– Заходи. Только у меня коты дома. Таблетку тебе дать?

– Дай, – согласился Чансон, проходя в квартиру. – Я спешил, – сказал он.

Чуно остановился и обернулся.

– Ко мне? – спросил он. – Зачем?

Чуно смотрел серьёзно, и Чансон подумал, что хотел бы увидеть его улыбку. Может ли быть так, что он приехал к Чуно за улыбкой?

Руки вспотели от внезапного волнения, Чансон вытер ладони о джинсы и почувствовал непонятное раздражение от того, какие руки большие, неуклюжие. Какие они пустые.

Словно им не хватает кого-нибудь обнять. Словно им не хватает Чуно.

Чертова память, чертовы сны. Чансон сделал два широких стремительных шага, сгрёб Чуно в объятия и почти взмолился – пусть я не забуду.

Мне нужно его тепло, его улыбка, чтобы он бурчал в плечо, чтобы обнимал в ответ.

Чуно глубоко вздохнул, и Чансон вдруг подумал, что тот, чего доброго, может его оттолкнуть. Рассердиться, как часто сердится, когда мало понимает. Чансон почти с отчаянием сжал его в объятиях, ещё сильнее, притягивая ещё ближе. Ему показалось, что если он выпустит Чуно из рук, если у Чуно получится вырваться – то память тут же исчезнет. И он снова забудет, как сильно в нём нуждается.

Чуно обнял Чансона за талию и наклонил голову, уткнувшись лбом ему в плечо. Пробормотал недовольно:

– Задушишь.

Чансон в растерянности чуть разжал руки, и тогда Чуно прижался к нему сам, приник так близко, как будто хотел раствориться в нём, или спрятаться, или исчезнуть, – и глухо сказал:

– Я хочу…

Он повернул голову, скользнул щекой Чансону по шее и мягко коснулся губами.

Всё это с ними уже когда-то было – и сейчас налетело стремительно, ошеломляя.

Чансон, едва успевая переводить дыхание между поцелуями, задыхаясь от нежности и желания, шёл следом за Чуно – переставлял ноги, чтобы не упустить его. Чуно, крепко вцепившись в майку Чансона, делал маленькие шаги – из коридора в комнату. На ходу Чансон неловко пытался избавиться от одежды – тянул майку Чуно вверх и, присобрав у подмышек, отвлекался, чтобы спуститься с поцелуями вниз – чтобы расцеловать его всего, полностью.

Поэтому майку Чуно стянул с себя сам, а потом долго помогал раздеться Чансону, точно так же прикипая губами к его коже. Чансон вздрагивал на каждый его быстрый теплый поцелуй, и то притягивал к себе ещё ближе, прижимая до стона, то едва отстранялся, чтобы целовать самому.

Они делились сбившимся дыханием, опускаясь на пол, непослушными руками, беспорядочно избавлялись от остатков одежды. Чансона кидало из холода в жар, он то дрожал, то, наоборот, весь обливался потом. Чуно что-то пытался говорить, Чансон не разбирал слов – слышал только то просьбу, то приказ, то мольбу. Голос его звучал совсем глухо и разбегался теплым дыханием по коже – по груди, по плечам, на шее, на щеке. Чансон губами глотал его сбивчивые слова и отдавал беззвучные свои. Чтобы понимать, им не надо было слышать.

***

Чансон проснулся, улыбаясь. Снилась первая встреча с Чуно и то, как Тэкён дразнил их: «Любовь с первого взгляда-да-да?». Чуно из мягкого ребёнка тут же превращался в рычащего тигра и налетал на Тэкёна так стремительно, что тот сразу же валился с ног – то ли от напора, то ли от хохота. Чансон стеснялся и смотрел на них со стороны – как они возятся и как Чуно воинственно пытается дотянуться, чтобы дать Тэкёну подзатыльник, и никогда не достаёт.

В шею громко вздохнули, и Чансон от неожиданности распахнул глаза.

Он был не у себя дома. Это же дом Чуно! И Чансон прямо сейчас лежал у него в гостиной на полу, голышом, едва прикрытый майкой, а рядом, обхватив его за руку и уткнувшись лицом ему в шею, медленно просыпался сам Чуно, прерывисто вздыхая и согревая Чансона теплым дыханием.

Чансон выдернул руку и подхватился, отполз назад, уткнулся спиной в диван, лихорадочно схватил майку и штаны. Успел только в штаны запрыгнуть, когда Чуно открыл глаза.

– Чансон? – спросил Чуно сонно.

Чансон скомкал в руках майку и пролепетал:

– Привет.

– Что?..

Чуно сел и огляделся вокруг, потом оглядел себя. Вспыхнул весь, и Чансон тут же повернулся кругом. Какого чёрта, подумал он, пялясь в фотографии над диваном, мы столько времени прожили в одной общаге, у нас уже и стыда друг перед другом не осталось, но почему же сейчас так стыдно?

Вчера была какая-то вечеринка? – подумал Чансон. Поднес ладонь ко рту и принюхался. Запаха алкоголя не было. Они не пили, но как он здесь оказался, Чансон категорически не помнил.

Чуно, поднимаясь, зашипел сквозь зубы, Чансон непроизвольно прикрыл пах и воскликнул про себя: «Да не может быть!»

– Чансон… – начал было Чуно и внезапно замолчал.

Чансон оглянулся через плечо. Чуно стоял, вытянув перед собой руки и внимательно их разглядывая. Чансон сглотнул, но отвернуться сил не хватило – Чуно весь, с ног до головы – не только руки – был покрыт редкими яркими каплями засосов. Пусть Чансон не помнил, как оказался у Чуно в квартире, но воспоминание о том, каким сладким он был ночью – горячим желанием растеклось в паху.

– Чансон, – медленно сказал Чуно, поднял на него недобрый взгляд и вдруг воскликнул: – Какого чёрта?!

Чансон предупреждающе вытянул вверх палец и быстро заявил:

– Ты был не против!

Чуно угрожающе молчал, сверлил его мрачным взглядом. Чансон предложил:

– Хочешь, завтрак сделаю?

Вместо ответа Чуно зажмурился, сжал рот в тонкую линию, кончики губ опустились вниз, и Чансону стало больно смотреть на него – вот такого. Из него почти вырвалось «прости», но Чуно его опередил.

– Я снова не помню, – сказал Чуно.

Голос его неровно дробился, как будто Чуно изо всех сил сдерживал гнев, и Чансон его понимал. Он облизнул губы и как можно легче предложил:

– Давай повторим?

Чуно опустил голову и рассмеялся.

Они по очереди сходили в душ, Чансон подобрал себе чистую одежду в гардеробной, а потом оба пошли на кухню. В холодильнике у Чуно внезапно обнаружилась нормальная еда.

– Мама вчера приходила, – объяснил Чуно.

Коты, которых он покормил в первую очередь, благодарно цеплялись за ноги, напрашиваясь на ласку. Чансон сел на стул и взял на руки Джонни. Чуно глянул на них искоса и, не спрашивая, полез в ящик за таблетками.

– Да я же чуть-чуть его подержу, – сказал Чансон.

– Они по тебе ночь ходили, – возразил Чуно и вложил ему в руку таблетку. – Пей, не хватало ещё нам приступа аллергии.

Он возился с посудой и разогревал еду, а Чансон поглаживал Джонни и смотрел, как плавно чуть ли не танцует Чуно по кухне. Вот он положил перед собой разделочную доску, взял нож, привычно крутанул его в пальцах и начал резать овощи, а у Чансона от накатившей нежности дыхание перехватило. Джонни – как будто почувствовал – спрыгнул с колен. Чансон встал и подошёл к Чуно, остановился всего на мгновение у него за спиной, а потом сделал короткий шаг вперед и обнял, положив подбородок на его плечо. Чуно замер, и Чансон подумал, что вообще-то это опасно – быть вот так близко, когда он держит в руках нож.

Чуно медленно положил нож на стол и оперся на край столешницы. Чансон расцепил объятия и накрыл его ладони.

– Ты знаешь, – сказал Чуно, не поднимая головы, – мне кажется, что всё это уже было.

Он говорил спокойно, но печаль проскальзывала в голосе, и Чансон придвинулся чуть ближе, желая разделить её, коснулся губами его шеи – не столько целуя, сколько утешая.

Чуно вплёл пальцы в пальцы Чансона и обнял себя его руками. Теперь они были совсем близко друг к другу. Как когда-то очень давно, в те времена, о которых никак не получалось вспомнить.

– Я подумал, – сказал Чуно, – что надо, наверное, спросить у хёнов. Кто-то из них точно всё про нас знает…

– Я подумал, – сказал Чансон, – что мне важнее настоящее, а не прошлое. Давай просто начнём сначала?

Чуно откинул голову назад, подставляя шею и мягко целуя Чансона в щёку. Он мог согласиться, просто сказать «Давай». Но он ничего не ответил, и Чансон понял, что Чуно важно всё – и настоящее, и прошлое. Что незнание тяготит его, раздражает, не даёт покоя, что он не может, как Чансон, закрыть на это глаза и просто продолжать жить.

– Сколько времени мы уже не помним? – спросил Чуно.

Сколько времени мы могли бы любить друг друга – но только дружили? Этот вопрос Чуно не озвучил, Чансон сам его себе задал. Сколько времени их чувства спали? Сколько времени удерживались злой памятью?

Кажется, они всю жизнь тянулись друг к другу. По-дружески, но с постоянной неясной тоской.

– Я так скучал по тебе, – прошептал Чансон.

Чуно повернулся в кольце его рук, обхватил ладонями лицо и поцеловал в губы.

***

Случались дни, когда они забывали даже настоящее. Стоило графику развести их больше, чем на неделю, и они начинали заново. Разозлённый Чуно стал вести записи и пару раз потряс ими под носом у Чансона, доказывая, что имеет право на более близкие отношения, чем просто обнимашки. Может быть, записи и помогли, но то, что они каждый раз возвращались друг к другу, тянулись наперекор собственным воспоминаниям, как будто медленно разбивало поставленную между ними стену. Чувство ожидания стало привычным, и в конце концов Чансон уже не забывал, чего ждёт и по кому скучает.

Они не очень часто виделись, поэтому Чансон вместо записей смотрел разные видео и перебирал фотографии. Некоторые казались совершенно незнакомыми, их Чансон разглядывал долго, смутно ощущая, что это осколки той, забытой жизни, пытался запомнить их по новой, но стоило отложить в сторону – и они тут же стирались из памяти. Поэтому иногда ему казалось, что он бесконечно смотрит одно и то же и никак не может выбраться из заколдованного круга.

– Что это? – спросил он однажды на тренировке в танцевальном зале у хёна-хореографа.

– Ваша репетиция Again&Again.

– О! – Чансон заинтересовался, присел рядом с хёном на скамейку и вытер лицо полотенцем.

Хён смотрел видео на планшете. Старое, наверное, Чансон с трудом о нём помнил.

– Зачем? – спросил он.

Хён в такт музыке пристукивал ногой и ответил быстро:

– Хотим поставить на шоу.

– А не многовато ли у вас участников для этой хоряги? – спросил Чансон.

– Семеро, – ответил хён.

– Будете переделывать?

– Нет, – сказал хён, – будем ставить на семерых, как и было с самого начала.

Вначале Чансон не понял. Тёр вспотевшие руки полотенцем, да так и замер. Сердце застучало высоко и громко, Чансон сглотнул и, боясь, что голос задрожит, переспросил:

– Семеро с самого начала?

– Угу, – ответил хён.

– Это видео, где нас семеро и мы репетируем? – снова спросил Чансон.

– Хочешь посмотреть? – и хён сунул ему в руки планшет. – Держи.

Сам поднялся и пошёл к зеркалу.

Чансон включил видео. Картинка мелькала перед глазами, и как он ни силился, седьмого не видел. Поставил на паузу и попробовал узнать каждого.

– Тэкён, Чуно, Минджун, я, Уён, Никкун.

Мысли вдруг спутались, Чансон осознал себя сидящим в танцевальном зале на скамейке с планшетом в руках, зачем-то смотрящим какую-то их старую репетицию. Он уже готов был отложить планшет в сторону, но очень уж смешно в стоп-кадре замер Чуно. Чансон улыбнулся, глядя на него, ласково провёл пальцем по экрану и увидел рядом с Чуно седьмого.

Ему показалось, что экран пошел трещинами, исказился. Он выронил планшет из рук и тут же в панике рванулся за ним.

– Не разбей! – крикнул хён.

Чансон вскинул на него взгляд, прижал планшет к груди. Потом снова посмотрел.

Какая-то старая репетиция. Чуно.

Чансон прикоснулся к экрану и немного подвинул палец. Видео запустилось, но Чансон уже чётко видел – вот он, седьмой.

– Хён, – позвал Чансон, – можно я возьму твой планшет? Я верну завтра.

Хён не ответил, занятый танцем, и Чансон тихонько улизнул из зала.

В коридоре он посмотрел на планшет и повторил для себя – ему надо просто найти Чуно, а потом дотронуться до экрана. Что должно произойти дальше, он знакомо не помнил.

Тренькнул телефон. Чансон выудил его из кармана, глянул в сообщения. Групповой чат, ага, наверное, Чуно наконец-то нашёл в своём графике время, чтобы поговорить с хёнами.

Но это был не Чуно.

«Мне надо с вами поговорить, – написал Никкун. – Мы можем встретиться сегодня вечером?»

***

– Это мои диски, не уноси с полки, – бубнил упрямо Чуно, – это моё место, подвинься, это моя чашка, возьми другую, это мой холодильник, он пустой, пустой, не надо хлопать дверцей тысячу раз. И вообще! – в очередной раз восклицал он. – Почему вы решили собраться именно у меня!

Чансон единственный сидел тихо в гостиной на диване и гладил забравшегося на колени Джонни. Остальные бродили по квартире.

– Потому что мы давно не были у тебя в гостях, – отвечал Чуно Минджун. – Ты полку для обуви прикупил?

– А пластинки у тебя новые появились? – спрашивал Уён.

– А где твоя награда за последнюю дораму? – расставляя на полке статуэтки в новом порядке, интересовался Никкун.

Тэкён плюхнулся на диван рядом с Чансоном и сказал:

– Так что, может быть, начнём?

Они, не сговариваясь, по привычке, сели на полу в круг. Чансон – между Чуно и Тэкёном – положил на колени планшет. Никкун, заметно нервничая, оглядел их и, словно в поисках поддержки, взял за руку Минджуна. Минджун улыбнулся ему, кивнул и в свою очередь взял за руку Тэкёна. Тэкён – Чансона, Чансон – Чуно, Чуно – Уёна, а Уён – Никкуна.

Они сцепились друг с другом, заранее договариваясь, что любую проблему разделят на шестерых.

Никкун, волнуясь, тяжело подбирал корейские слова, иногда сбивался на английский, и тогда за ним по-корейски говорил Тэкён.

– Я не понимаю, что происходит, – в какой-то момент сказал Никкун беспомощно. – Может так быть, что мне надо к врачу?

Чуно крепко сжимал Чансону руку. Чансон искоса смотрел на него и видел, как напряжённо он склонил голову и прикусил губу. То, о чём рассказывал Никкун, было им знакомо.

– Думаю, что чувствую себя примерно так же, – сказал Минджун с яркой улыбкой. – Так что ты не один, Кун.

– Как будто пытаюсь вспомнить, но у меня не получается, – сказал Тэкён.

– Вспомнить что? – спросил Уён. – Мне просто сны снятся.

Чансон погладил ладонь Чуно большим пальцем и осторожно отпустил. Чуно в моментальной панике поднял голову и посмотрел на него. Чансон сказал:

– Сейчас, подожди, – и положил в круг планшет – так, чтобы все могли видеть. – Я не помню, зачем это делаю, – предупредил он всех и открыл видео.

– Это наша репетиция? – спросил Минджун.

– Старая какая, я даже не помню, – сказал Тэкён.

Чансон остановил воспроизведение и ткнул в Чуно, а потом провёл пальцем по экрану.

«Семь».

– Это то, что мы хотим вспомнить, – сказал он.

Он отпустил экран, и видео заиграло снова. Наклонив головы, они все смотрели вниз. Чуно нашёл руку Чансона, сжал крепко и больше не отпускал. Они видели седьмого и держали в круге, заперев цепью рук. Прогибаясь под их общее желание вспомнить, колдовство рушилось, медленно, но необратимо, вытекало по капле – как яд.

Их всех словно откатывало назад, и Чансон резко, отчётливо начал вспоминать.

…Несколько лет назад, не находя себе от волнения места, ходил по танцевальному залу Джунсу и говорил:

– Сегодня Джей подписался на мой инстаграм. – Он разворачивался кругом и снова шагал: – Потом сразу же отписался. Подписался – и отписался.

Джунсу шагал в такт словам – туда-сюда, быстрой неровной походкой, а Никкун ходил за ним и при каждом удобном случае брал за руку. Тогда Джунсу останавливался не надолго, переводил дыхание, благодарно гладил Никкуна по руке, отстранялся и снова начинал расхаживать туда-сюда. От него голова шла кругом. Когда он так метался, нечего было и думать о репетиции, и Чансон, чтобы не стоять на дороге, отошёл и сел у зеркала на пол, рядом с Чуно.

– Как ты думаешь, – спросил Чуно тихо, – может быть, Джей вернётся?

Чансон всего лишь на короткое мгновение представил, что они снова все вместе, и Джунсу не пытается вести себя, как старший – всё равно у него ничего не получается, – зато волнуется меньше, и что Джей снова с ними – лидер, место которого, по молчаливому согласию, до сих пор не занято. Может быть, Джей вернётся?..

Но Джей не вернулся. Он просто попросил Джинён-хёна о встрече. Сказал, что это будет последний раз, и, что удивительно, хён согласился.

Их вывезли в тихий курортный пригород, сняли дом с большим оборудованным танцевальным залом, подальше от чужого внимания, и дали время.

Джей уже ждал их там, встреча получилась немного неловкой, тем более, что Джей не стал откладывать свою просьбу. Как у лидера, у него всегда был план действий. И как с самым старшим, с ним быстро согласились.

Джунсу был первым и втолковывал всем, что так будет лучше.

– Нам надо попробовать, – говорил Джунсу по вечерам, когда они, уставшие после тренировок, понуро сидели за столом, ужиная.

Мало кому нравилась эта идея. Чуно так и вовсе был против. Самый упрямый, он надеялся совсем на другое чудо.

– А вдруг мы ещё будем вместе, – бормотал он, не переставая, уже едва слышно, потому что его постоянно гнали прочь с такими разговорами, но упрямо – бубнил и бубнил.

– Не будет воссоединения! – потеряв терпение, однажды прокричал ему в лицо Тэкён. – Хватит верить во всякую чушь!

Чуно вздрогнул от неожиданной резкости. Джунсу тут же оказался с ним рядом, положил руку на плечо, приобнял, сказал мягко:

– Чуно, Чуно-я.

– Хуже уже не будет, – глядя прямо на них, честно заявил Тэкён.

– Мы просто забудем, – поглаживая Чуно, ласково сказал Джунсу. – Понимаешь?

– Нас шестеро, – сказал как бы между прочим Уён, но они все обернулись к нему. – Нам легче. А Джей – он один.

Джей нервно улыбнулся, перебегая взглядом с Уёна на Джунсу, с Чуно на Тэкёна. Он ни разу не говорил о своём одиночестве. Он не жаловался, он просто хотел всё забыть и начать с начала.

Теперь, спустя столько лет, вспоминая об этом, Чансон растерянно подумал, что они хотели как лучше. И может быть, лучше и было? Все эти годы – вместо того, чтобы медленно смиряться и в конце концов, страдая, принять разлуку – они просто забыли. Так было легче жить. Но будет ли легко сейчас, когда воспоминания пришли такими свежими – как будто всё произошло вчера?

Уён тихо плакал, опустив голову.

Никкун дышал тяжело, словно придавленный.

Минджун сидел с закрытыми глазами, и лицо его было неправильным – очень спокойным.

Тэкён хмурился и сосредоточенно кусал губы.

Чуно сидел ровно, напряжённый, как едва сдерживаемая пружина.

– Это всё? – спросил он. – Больше мы не забудем?

Чансон отпустил Тэкёна, обнял Чуно двумя руками и притянул к себе. И гладил по спине и плечам, пока Чуно не расслабился.

Позже, когда все разошлись, Чансон сидел на полу, а Чуно лежал головой у него на коленях и смотрел в лицо.

– Знаешь, я вдруг подумал… – сказал Чуно.

Чансон вопросительно приподнял брови.

– Если колдовство разрушилось, то оно разрушилось не только для нас, но и для Джея тоже, верно?

– Скорее всего, – согласился Чансон.

Чуно повернулся на бок, обнял Чансона за талию, уткнулся лицом в живот и глухо сказал:

– Мне было так плохо сегодня, нам всем было так больно сегодня. Но мы были вместе, и ты был со мной.

Чуно умолк и просто горячо дышал.

Джея не было в круге, – додумал за него Чансон. Джея никто не держал за руку. Джей был сегодня один. Как был один вчера. И как будет завтра.

Чансон ласково опустил ладонь на голову Чуно и погладил. Как будто этим прикосновением мог утешить его, и как будто мог утешить далёкого, сейчас почти незнакомого Джея.

Он перебирал пальцами волосы Чуно, гладил ласково и думал о том, что больше никогда его не забудет.

@темы: 2PM, Chansung, Junho, Фикбучество