[fan2pm]

Внезапно - почти не смотрела, почти не читала, почти не слушала.
Все новости о Тэкене, в Пхенчхане за ним бегают офигевшие фанатки и интересуются, в какой дораме он сейчас играет солдата.
Сумасшедшая я зачем-то что-то писала.
Не надо ничего придумывать, сама жизнь - как ангстовый фанфик. И конечно лучше бы это был фанфик, а не то, что случилось на самом деле.
Я долго держалась, если честно. Читала новости, много думала и говорила себе - нет, никогда. Только не про настоящих людей. онижеживые! Да и что ты можешь знать!
Но на предпоследнем концерте в Нагое ДжунКей, танцуя, порвал штаны. И почему-то это оказалось последней каплей. И не осталось у меня сомнений - писать или не писать. Оно само, я не виновата. Правда, я в начале хотела в юмор, но когда у меня получалось в юмор. Поэтому ангст. Ангстище.

Джен, ангст, о чем бы мог думать и что делать Ким Минджун, сценическое имя Jun.K, после событий 13 февраля 2018 года.
Для М.К.
~1200 слов

Минджун глубоко размышляет. И официальные заявления даже близко не передают ту глубину, в которую он погрузился. Он почти утонул. Поэтому все вокруг словно сговорились – и не дают ему ни одного мгновения одиночества. Начиная с мамы и заканчивая обеспокоенным стаффом.
Но он все равно успевает думать. Просто смотрит вокруг – и не может себя простить. Первое время он плакал от ужаса. И даже попытался высказать свои разбежавшиеся мысли, он точно уже не помнит, что лепетал, никчемно оправдываясь, а потом горячо извиняясь.
– Уйдешь? – переспросил тогда Никкун и покивал с умным видом. – Хорошая идея.
У Минджуна сердце ухнуло и перехватило дыхание.
– Отправить тебя вон? – деловито уточнил Уен.
Минджун опустил голову и почувствовал, что сейчас снова заплачет – но уже по какой-то другой причине, намного болезненнее той, первой.
– Ровно через два месяца, не беспокойся. Пинком под зад, – сказал Чуно.
– Потерпи немного, – попросил Чансон.
– И пойдешь, строевым шагом, – сказал Уен.
– В армию, – добавил Никкун.
Тэкену нельзя было говорить, он просто поржал и быстро прервал связь, когда кто-то в этой самой армии чуть было его не застукал с телефоном.
Минджун много плачет во сне, вспоминая каждое их слово, и думает – уж во сне-то никто ему не мешает это делать – он думает о том, что они все упустили из-за него. Что могло бы произойти, но никогда не произойдет. Что могли бы получить, но никогда не получат. О том, сколько ненависти они решили не взваливать на него одного, а разделить между собой. О том, что они не выступят вшестером через неделю. И о том – он все время приходит к этой мысли и почти умирает вместе с ней – о том, что из-за него они очень долго не смогут камбэкнуться. Может быть – никогда. И когда он говорит себе об этом, он никак не может понять, как же так получилось – что они его прощают.
– Как у тебя получилось выйти на сцену? – спрашивает Минджун Никкуна перед самым вылетом в Токио. – Тогда, – неопределенно машет рукой. – Давно.
Этот вопрос мучает его, потому что сам он боится до тошноты.
Никкун пожимает плечами:
– Я был не один.
Минджуна прошибает уже давно прописавшимся в душе ужасом. Я буду один, понимает он.
– Зато ты старше, – говорит Никкун, но как-то неуверенно.
Минджуну снова стыдно, это то, о чем он еще не думал. Так привык называть себя макнэ, ощущать младшим, делать что вздумается – когда на самом-то деле именно он старший. Ответственность за свой поступок вдруг давит еще сильней.
– Ты старший, – повторяет Никкун твердо. – Ты справишься.
Становится легче, и на сцену в Токио Минджун ступает, изо всех сил вцепившись в микрофон двумя руками – чтобы не дрожали. Дрожит голос – не справляется с охватившим его ужасом. Он не боялся так никогда раньше, даже в день дебюта. Никогда.
«Зачем они пришли?» – думает он, глядя в полный зал. Почему не вернули билеты? Как так случилось – что концерты не отменили?
– Они ждут тебя, – сказал Чуно всего десять минут назад, серьезно глядя на него с экрана. – Верь в это. Они ждут тебя и твои песни. Никто не собирается тебя линчевать.
Зал взрывается приветственными криками – радостными, громкими. Минджун четко слышит свое имя и вместо облегчения вдруг ощущает жгучий стыд – перед всеми, перед каждым. О, мои Хоттест, думает он виновато. У него горит лицо, он чувствует это, руки и колени трясутся. Он дышит в микрофон – и не может отодвинуть его от себя. Он цепляется за микрофон, словно тот единственный не дает ему убежать со сцены, считает про себя – и наконец-то начинает концерт.
Хоттест тоже прощают его и долго-долго не отпускают, долго-долго кричат вслед, когда он уже все – закончил. Минджун стоит за кулисами, слушает их и плачет. И никто из стаффа не подходит к нему, наоборот – делают вид, что вовсе не замечают, и Минджун им всем за это очень благодарен.
Любовь и забота окружающих почти осязаемы, настолько – что прямо здесь и сейчас складываются в слова и музыку. Это то, чем он может ответить, думает Минджун. То, чем может отблагодарить – своей музыкой. Спасибо, скажет он. Спасибо, споет он. Если у него когда-нибудь еще будет такая возможность. Если те два концерта, которые остались, не станут для него последними.
Он почти забывает о том, что ему страшно, так много благодарности в его душе. Он сидит дома и переделывает программу концертов. Ему хочется спеть все свои песни – потому что каждая из них кем-то любима, а значит может стать отдельным спасибо для какой-либо малышки, которая изо всех сил будет кричать его имя в Нагое.
Менеджер является в студию без предупреждения и с подозрением оглядывает прямо с порога. Но Минджун очень занят и почти не замечает этого. Ничье общество ему сейчас не нужно.
– Что? – спрашивает он нетерпеливо.
– Давай свой телефон.
– Не знаю, где он, – говорит Минджун. – Давно не видел. – Потом вспоминает, как его пасли сразу после всего случившегося, и догадывается: – Опять статья? Забейте. – Открывает дверь и выталкивает менеджера за порог. – У меня нет на них времени. Потом почитаю. Когда телефон найду. Когда закончу, – трясет перед носом менеджера карандашом и захлопывает дверь.
Менеджер громко смеется уходя.
И Минджун тоже улыбается – кажется, что впервые за много-много времени безо всякой тревоги.
Точно так же – бестревожно улыбаясь, – он поднимается на сцену в Нагое. Он уже знает, что его ждут. Он все еще чувствует себя виноватым и начинает с искренних извинений, но сам изнывает от предвкушения. Он хочет петь, он хочет петь для своих любимых Хоттест.
Он знает, каким должен быть идеальный концерт, и делает все, до чего только способен дотянуться. Он знает, что времени все равно не хватит, поэтому, не жалея, выжимает из себя лучшее – каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение. Голос не подводит его. И тело послушно выполняет все движения. Минджуну легко выступать, потому что он выкладывается как в первый раз, как в последний раз.
Ему легко петь и танцевать, но понимание, что это все – конец, что-то внутри надрывает. Подтачивает и уничтожает. Как будто прямо сейчас на сцене медленно погибает Ким Минджун, известный как Jun.K, весь выпевается, вытанцовывается, чтобы остаться здесь навечно. И когда закончится концерт, за кулисы вернется пустая оболочка.
Минджун танцует, а напряжение накапливается. Или это усталость? Горечь? Принятие утраты?
Ткань рвется с резким звуком – как будто рвется сам Минджун, но боли нет.
Вначале – недоумение.
Что случилось?
Потом – смех танцоров. Сдерживаемый, но очень искренний.
Минджун останавливается, оглядывается и мгновенно понимает.
Он прикрывается рукой, а кто-то из танцоров подбегает к нему и загораживает от зала.
Минджун поднимает на него взгляд и видит прямо перед собой его глаза – и они смеются.
Смех катится со сцены в зал – вначале беззвучной волной, а потом нарастая, переливаясь, перетекая все дальше и дальше, все громче и громче, пока не захватывает абсолютно все вокруг.
Минджуну кажется, что он начинает звучать даже из колонок.
– Прости, Джун Кей, – сдавленно говорит танцор, изо всех сил стараясь не рассмеяться ему прямо в лицо.
Он извиняется за это, понимает Минджун. За смех. «Когда это на моих концертах нельзя было смеяться?» – думает он. «Когда это мои концерты вообще проходили иначе?»
Недавно в Токио, отвечает он сам себе. И сегодня.
Как я мог подумать, что выступаю идеально? Идеально – это весело. Как я мог забыть об этом? Как я мог забыть о радости?
Нет, это неидеальный концерт.
Я его еще не отпел, еще не оттанцевал, еще не придумал, еще не сочинил. Не сегодня и не завтра. Мне надо еще много чего сделать для него, много-много работать, а значит – все еще будет.
Минджун улыбается, и танцор неудержимо улыбается ему в ответ и смеется уже без оглядки.
Музыка играет, танец продолжается, по залу раскатывается хохот, и Минджун начинает смеяться тоже.
Он отодвигается, представая перед залом такой, как есть, и смеется от всей души, потому что никогда он не боялся быть смешным и никогда не бежал от позора.